…или как талантливый и трудолюбивый человек целеустремленно себя погубил. Цитата из романа А. Марининой «Закон трех отрицаний».
«…
— Мне кажется, вы ей сочувствуете, — заметил Николай. — Почему? Она кажется вам несчастной?
— Как вам сказать… У меня такое впечатление, что она всю жизнь жила какой-то вынужденной жизнью. У нее никогда не было настоящей свободы. Вы меня понимаете?
— Нет, — откровенно заявил Селуянов.
Ну что ж поделать, он действительно не понимал. Вынужденная жизнь… Как это может быть?
— Постараюсь объяснить. Вы, вероятно, знаете, из какой Анита семьи? Ну, там, мама, папа…
— Я в курсе. Папа — художник, мама — актриса.
— Вы неточны, — Волков чуть заметно улыбнулся. — Папа — известный художник, а мама — известная актриса. Это очень важный нюанс, я бы сказал — определяющий. Мать Аниты вступила во второй брак, который все, в том числе и сама Анита, считали мезальянсом. После этого она больше не снималась. Никогда. И представьте себе, каково было Аните постоянно слышать: ой, ты дочка той самой Зои Риттер? А почему твоя мама больше не снимается? Что ей отвечать? Правду? Что мама, член партии, изменила папе, вышла замуж за автослесаря, растолстела, потеряла форму и подверглась остракизму со стороны киношной общественности? У Аниты язык не поворачивался давать подобные объяснения. Ей было стыдно за мать. И еще одно испытание: ой, ты дочка того самого Риттера? Ты не могла бы попросить отца достать билет или пропуск на выставку? Ты сама, наверное, уже ходила, ну как там? В те времена было много интересных выставок, вы, наверное, помните, то «Мону Лизу» привезут, то сокровища гробницы Тутанхамона, то мексиканцев. А Анита ни с какой просьбой не могла к отцу обратиться.
— Почему?
— Он с ней не общался. Как расстался с женой, так словно забыл, что у него есть дочь. Немедленно женился, очень скоро появился ребенок. Кажется, мальчик, впрочем, я точно не помню. Риттер одним махом отрезал от себя и бывшую жену, и дочь. Алименты по почте посылал. Короче говоря, с фамилией у Аниты были одни проблемы. Фамилия-то редкая, звучная. Была бы Иванова или Кузнецова, никто бы вопросов не задавал, а так… очень она, бедолага, страдала. А я очень ее любил и ничего не понимал.
— А что вы должны были понимать?
— Она вышла за меня замуж только для того, чтобы уйти из дома и сменить фамилию.
<…>
— Значит, брак у Аниты Станиславовны был вынужденным, — подвел промежуточный итог Селуянов. — А еще что? Вы говорили про всю жизнь.
— Да… Потом диссертации, сначала кандидатская, за ней докторская. Из-под палки в буквальном смысле слова, только в роли палки выступала сама Анита. Она ведь очень слабый ученый, я это не из низких чувств говорю, просто так оно и есть, вы можете у любого специалиста спросить, он вам подтвердит. Она окончила школу с золотой медалью и только поэтому смогла поступить в МИФИ; если бы она сдавала экзамены на общих основаниях, она бы никогда не поступила, можете мне поверить. В любой науке можно быть талантом, можно — халтурщиком, а можно и добросовестным поденщиком. Вот Анита была как раз поденщиком. У нее от всего, что было связано с физикой, скулы сводило. Но она старалась изо всех сил.
— Зачем же она ею занималась? — изумился Селуянов. — Никто ведь не заставлял.
— Я же вам говорю: Анита сама для себя была палкой. Она сама себя заставляла. Я так и не понял, честно говоря, зачем. И ведь спрашивал ее много раз об этом, а она отвечала, что любит физику, что ей интересно, и не ее вина, что ей бог не дал настоящего таланта. Я видел, что она говорит неправду, но правды так и не узнал. Одно могу сказать совершенно точно: ее научная и профессиональная жизнь тоже была вынужденной. И в личной жизни у нее то же самое происходит.
<…>
— Видите ли, после смерти отца Анита Станиславовна очень сблизилась и с братом, и с сестрой. Они теперь стали закадычными друзьями. И в семье матери она бывает регулярно, то есть вроде бы простила ее. Как вы можете это прокомментировать?
— Неужели? — Волков неподдельно удивился. — Как странно. Это на нее совсем не похоже. Впрочем, это не похоже на ту Аниту, которую я знал когда-то. С годами она могла стать мягче и мудрее. И даже наверняка стала. Но я могу дать вам и другую интерпретацию. Это примирение и воссоединение семьи — просто очередной вынужденный шаг. Вот в это я скорее поверю. Кем, вы сказали, она работает?
— Системным администратором.
— Прелестно! Достойное место для доктора наук! Вам это ни о чем не говорит?
— По-моему, вы несправедливы, — возразил Коля. — Ее же сократили, то есть выгнали с работы. Науку повсюду сокращали, и огромное количество докторов наук осталось без работы. Им ведь нужно на что-то жить. Им нужно где-то зарабатывать на кусок хлеба.
— Безусловно, — Волков энергично закивал головой, — вы правы от первого до последнего слова. Но Анита — это не тот случай. Ее сократили именно потому, что от нее не было в науке никакого толку. Лабораторию ликвидировали, и самым дельным сотрудникам тут же сделали предложения перейти в другие лаборатории или в другие учреждения нашего профиля. Толковые инженеры-физики всегда нарасхват, уверяю вас, по крайней мере, так было в нашем институте, про другие ничего сказать не могу. Аните никто ничего не предлагал, она никому не была нужна. И тот факт, что она вынуждена была получить новую профессию и теперь работает не по своей основной специальности, говорит только о том, что как инженер-физик она не состоялась. А теперь смотрите, какая получается цепочка. Сначала она была дочкой известных родителей и ее даже снимали в кино. Вы об этом знаете?
— Да, Анита Станиславовна рассказывала, у нее в комнате фотография висит…
— Знаю, — усмехнулся Волков, — в нашей с ней комнате когда-то эта фотография тоже висела. Так вот, ее сняли в маленькой роли, но больше сниматься не приглашали. То есть она уже видела себя актрисой, такой же известной, как мать, даже еще круче, но ничего не состоялось. Потом, вскоре после этого, родители скандально разводятся и тут же погружаются каждый в свою новую семью. Стало быть, как дочка известных родителей она тоже не состоялась. Вы слышали о таком психологическом приеме отрицания того, кто тебя отрицает?
— Нет. А что это?
— Это только название заумное, а на самом деле все просто, и каждый человек в своей жизни делает это неоднократно. Вас девушка бросила, но вы не страдаете у всех на глазах, а тут же начинаете ухлестывать за ее подружкой, чтобы изменница знала, что вы ее тоже отвергли, а не только она вас.
— Ах, это, — заулыбался Коля. — Ну конечно, прием знакомый.
— Так вот, что делает Анита? Идет именно этим путем. Вы меня отвергли как актрису? А я вообще кино не люблю, и актрисой быть никогда не хотела, и не нужно мне это ваше важнейшее из всех искусств, я вообще по другой части. Я теперь физику буду любить. Или химию, биологию, историю. Значения не имеет. Идея понятна?
— Еще бы. Вы так объясняете, что даже ребенок поймет.
— Спасибо, Николай, — Волков с благодарностью кивнул, — это во мне преподаватель проснулся, все-таки столько лет лекции читаю. Идем дальше. Я перестала быть дочерью Риттеров? А я вообще буду теперь не дочь, а жена, и фамилия у меня будет вовсе даже Волкова. И к вам ко всем я не имею никакого отношения.
— А Анита Станиславовна говорила, что никогда не хотела быть актрисой, — задумчиво заметил Коля. — Может, вы ошибаетесь?
— Может быть, может быть, — легко согласился Волков. — Я просто делаю некоторые допущения, чтобы выстроить цепочку. Потому что если сделать это допущение, то воссоединение семьи легко объясняется. А без этого допущения ничего не выходит.
— Все равно я не понимаю, — уныло признался Николай.
— Да что ж тут понимать, голубчик вы мой? Аниту сократили, ее никуда не позвали работать, тем самым дали ей ясно понять, что как ученый, как инженер-физик она тоже не состоялась. И две диссертации, которые она считала символом своей научной состоятельности, ей не помогли. Время другое настало, теперь ценятся мозги, а не бумажки. Какой шаг в этой ситуации был бы логичным?
— Отвергнуть научную состоятельность как жизненную ценность? — робко предположил Селуянов.
<…>
Итак, что же можно противопоставить научной состоятельности? Ответ должен быть совсем простым и лежащим на поверхности.
— Обычно говорят: или работа, или семья, — неуверенно произнес Селуянов.
— Дважды умничка! Вот вы сами и ответили на свой вопрос. Я со всеми помирюсь, я всех подружу, я стану центром семьи, и пусть меня отвергла наука, зато во мне души не будет чаять моя родня. Видите, как все просто. И между прочим, это очередной вынужденный шаг в жизни Аниты.
<…>
—…По вашему лицу я вижу, что вас что-то не устраивает.
— Не то чтобы не устраивает… — Коля помялся. — Просто я не совсем понимаю, как это… Ну вот вы говорите, что она обиделась на мать, что не нашла контакта с отчимом, что злилась на сестру и брата. То есть она их всех в той или иной степени не любила. А теперь что же выходит, полюбила, что ли?
— Заставила себя полюбить. И это тоже вынужденный шаг. Не зря же я вам говорил, что вся жизнь Аниты какая-то вынужденная. Вымученная. <…>
»
Чем закончилась эта вынужденная жизнь… Кто читал роман, знают.
